Если был ад на земле, то он находился в концентрационных лагерях на территории Прибалтики. За колючей проволокой происходило то, что сегодня сложно себе представить. Нацистские палачи при содействии местных пособников издевались над приговорёнными к смерти. Сегодня многие «специалисты по истории» в Прибалтике называют «трудовыми» действовавшие в период немецкой оккупации в Эстонии, Латвии и Литве концлагеря. Но эта сухая маркировка совершенно не отражает сути происходившего: если ты попадал в такой лагерь, шансы выбраться из него были ничтожны. Палачи преследовали конкретную цель – уничтожать всех сюда входящих.
Несколько лет назад Министерством обороны РФ рассекречены документы, проливающие свет на злодеяния нацистов и их прибалтийских пособников в концлагерях для советских военнопленных.
Концлагерь «Клоога», Эстония
«Трудовой» концлагерь Клоога располагался на территории Эстонии. Он не уступал по жестокости к заключённым таким концлагерям, как Бухенвальд, Дахау, Аушвиц-Биркенау. Тем не менее, об этом лагере не принято вспоминать в современной Эстонии, про него не снимают фильмы западные режиссёры.
Вход в концлагерь Клоога.
Лагерь был открыт в сентябре 1943 года. Перед этим был вырублен сосновый бор, из-за которого это место раньше называлось «Клоога сад-город». Так «сад-город» превратился в «лагерь смерти». На воротах лагеря висела табличка с надписью, продублированной на трёх языках – русском, эстонском и немецком: «Стой! Буду стрелять». Охранники, состоявшие в основном из местных коллаборационистов, выполняли это предупреждение без предубеждений.
Здесь было не много заключённых: чуть более 2300 евреев, русских, поляков, эстонцев, литовцев. Но испытания на их долю выпали нечеловеческие. Отсутствие достойного питания и непосильный труд вызывали высокую смертность среди узников. За малейший проступок избивали до полусмерти или расстреливали.
Из акта о зверствах нацистов и их эстонских пособников в отношении заключённых концлагеря Клоога, 29 сентября 1944 г.: «Ежедневно в лагере производились публичные порки заключённых на специально оборудованном для этого станке. В зависимости от «провинности» были установлены следующие наказания: порка – 25, 50 или 75 ударов, при этом наказуемый должен был вслух считать количество ударов. Били специальной плёткой со стальным стержнем. Если заключённый сбивался, то все начиналось с начала. Если терял сознание, его с помощью воды приводили в чувство и начинали снова… Палачи и садисты – эсэсовцы и тодовцы – за свои злодеяния продвигались по службе. Так, эсэсовец Шварце, распорядитель трудовых работ в управлении концлагерей по Эстонии, быстро продвинулся от унтершарфюрера до обершарфюрера после того, как забил насмерть подростка… Санитар лагеря унтерштурмфюрер Гент топором зарубил 23 престарелых заключённых…»
Этот акт был составлен на основе показаний выживших в этом аду. Освобождённые рассказали прибывшим в Клоогу членам комиссии и иностранным репортёрам обо всех ужасах, происходивших в лагере. Например, о том, что деторождение было строго запрещено. В тех случаях, когда это происходило, детей бросали в топку кочегарки. Так «сверхлюди» решали вопрос с численностью неарийских народов. Из показаний узника лагеря Ратнера: «В феврале 1944 года в лагере родились двое детей. Оба ребенка были живыми брошены в топку кочегарки и сожжены. Я сам лично видел факт сожжения детей. В мае 1944 года в лагере родился третий ребенок. Его сразу же задушил унтершарфюрер Бра».
По мере продвижения Красной армии по территории Прибалтики в Клоогу со всей Эстонии свозили советских военнопленных и заключённых из других лагерей и тюрем. 19 сентября 1944 года начались массовые казни. Заключённых укладывали на брёвна и расстреливали, затем на убитых вновь клали брёвна и повторяли чудовищную экзекуцию, после чего обливали бензином и поджигали. Узников было так много, что часть из них была расстреляна прямо в бараках, которые сразу же сожгли.
Свидетельские показания Лиизы Берчин: «На чердаке нам было слышно, как немец, занимавший пост блокфюрера, вызывал людей поодиночке в помещение блока, приговаривая: «Входи, входи, не бойся, ты ведь мужчина». Выстрелы из блока доносились очень слабо, и это вначале нас удивило, и лишь потом мы поняли, что он звал людей в блок, где их убивали».
Комиссия, расследовавшая преступления нацистов в лагере Клоога, 1944 г.
Всего за один день, 19 сентября 1944 г., в лагере Клоога было уничтожено до 3 тысяч человек, из которых 1500 евреев, 800 русских военнопленных, 700 политзаключённых-эстонцев.
Советские войска вошли в Клоогу, когда ещё не потухли костры, при помощи которых нацисты пытались скрыть следы своих преступлений. Некоторым заключённым, воспользовавшимся неразберихой из-за спешки нацистов, удалось выжить, спрятавшись в лагерных бараках.
Концлагерь «Каунас», Литва
Каунасское гетто по приказу рейхсминистра внутренних дел Германии Гиммлера в июне 1943 года было преобразовано в концлагерь «Каунас».
Эстер Лурье (1913–1998). Рисунок Вильямпол, Каунасское гетто.
В спецсообщении начальника управления военной контрразведки СМЕРШ от 27 августа 1944 года подробно рассказано о создании гестаповцами в Каунасе трёх концентрационных лагерей.
После освобождения Каунаса и близлежащих сёл и хуторов начальник политотдела пятой армии полковник Никитенков составил донесение о фактах массового истребления фашистами мирных жителей и советских военнопленных. Основными местами уничтожения гражданского населения и военнопленных были четвёртый, шестой, седьмой и девятый форты Каунаса. Последний местные жители называли «фортом смерти», из которого не было возврата. Своих жертв фашисты морили голодом, выдавая в день им лишь по 100 граммов хлеба и жидкий суп из овощных отходов. При этом заключённых заставляли работать на пределе человеческих возможностей. Даже зимой многие ходили раздетыми и босыми.
Самую страшную расправу немцы учинили над советскими военнопленными в 336-м лагере шестого форта, где голодной смертью было замучено более 30 тысяч человек. Здесь начались массовые убийства евреев, продолжавшееся более года. Из-за большой численности заключённых, содержащихся в концлагере «Каунас», часть еврейского населения для уничтожения была вывезена в лагеря Эстонии и Германии.
Из воспоминаний узницы концлагеря Тамары Лазерсон-Ростовской: «Подъезжает грузовик за грузовиком. Евреи садятся, втаскивают вещи, оглядывают в последний раз гетто, и грузовик трогается. Тогда начинают махать шапками, носовыми платками, что у кого есть. На глазах выступают слёзы, у некоторых прорываются рыдания, и это всё... Так люди уезжают из жизни и, как овечки, всё ещё с надеждой, въезжают в ворота смерти...».
В марте 1944 года началась акция, направленная на уничтожение всех малолетних узников и стариков, находившихся в концлагере. Узник концлагеря Захарий Грузин: «По рассказам солагерников, которые находились там во время акции, детей выманивали на улицу музыкой и грузили в грузовики, а тех детишек, которые спрятались, вытаскивали из-под нар собаками или прокалывали штыками. Матерей, которые не отдавали своих детей, избивали до полусмерти и забрасывали в машины вместе с детьми».
Узница лагеря Тамара Лазерсон-Ростовская: «1500 малых детей и старых людей вывезены на форты… Погибло молодое поколение – дети до 12 лет, погибли старики, погибнем и мы. Но матери, матери, матери! Кошки царапаются, кусаются, но котят не отдают. Курица своим телом прикрывает цыплят и защищает их. А еврейская мать должна отдать своего ребенка и видеть, как его бросают, словно щенка, в грузовик. Но были и героические матери, которые собственными руками душили своих детей, которые настаивали, чтобы сперва убили их и только потом забрали детей. Вечная слава этим матерям!..».
Перед самой ликвидацией Каунасского концлагеря в гетто спрятались около 1,5 тысячи евреев. Для их уничтожения использовалась специальная команда нацистов, которая обыскивала дома, а после забрасывала их гранатами и поджигала. Из полутора тысяч человек эту акцию пережили лишь 90. Согласно «сухим» статистическим данным, из всего еврейского населения Каунаса, составлявшего до войны 37 тысяч, остались в живых лишь 8%. Часть из них – евреи, которые убежали к советским партизанам ещё до того, как Каунасское гетто стало концлагерем.
Руины Каунасского гетто.
Как свидетельствуют документы, основанные на показаниях очевидцев, узники лагеря умирали не только от непосильного труда, голода и холода. Расстрелы гитлеровцами и литовскими карателями производились, как правило, у ям, котлованов, которые сами же узники лагерей и выкапывали. Людей сбрасывали туда ещё живых, затем добивали очередями из автоматов, забрасывали гранатами. Над окрестностями разносились душераздирающие стоны раненых, плач женщин и детей. Всего фашисты уничтожили в Каунасе до 40 тысяч советских граждан и военнопленных, а также более 50 тысяч человек, привезённых из Франции, Бельгии, Венгрии, Чехословакии и других стран.
Саласпилсский концлагерь («Куртенгоф»), Латвия
В 18 километрах восточнее города Риги в местечке Саласпилс гитлеровцами был организован концлагерь, который сами военнопленные прозвали «Долина смерти». Концлагерь начали строить в октябре 1941-го. Немцы называли его Кайзервальд. Официальное название – Саласпилсская расширенная полицейская тюрьма и лагерь трудового воспитания.
Как докладывал начальству глава айнзатцгруппы «А» Шталекер, «в строительстве лагеря участвуют все евреи, и ...нынешней весной все эвакуированные евреи, которые переживут зиму, могут быть собраны в этом лагере». Как позже рассказал во время Нюрнбергского процесса генерал СС Йеккельн, еженедельно в концлагерь прибывало по две-три тысячи человек, только по предварительным данным там было уничтожено около 87 тысяч евреев.
Слова Йккельна подтверждал заключённый Карл Симсен. На его глазах нацисты убили две тысячи евреев. Их увозили из лагеря в машинах-душегубках. Была найдена и трофейная карта, на которой нацисты скрупулёзно отмечали, где хоронили жертв. Здесь отмечены поля, на которых закопали 35 238 убитых; 136 421 убитого; 41 928 и 963 убитых...
По приказу командующего полицией безопасности и СД в Риге Рудольфа Ланге плохо работавших евреев выводили на лёд Даугавы и до смерти заливали холодной водой. Жизнь была настолько невыносимой, что многие сами просили записать их в число провинившихся – искали смерти.
А вот рижских евреев в Саласпилсе не было: они не добрались до лагеря. В ночь с 29 на 30 ноября 1941 года их погнали в сторону лагеря и в 20 километрах от Риги расстреляли в лесу. «Число расстрелянных жидов измеряется тысячами, – хладнокровно писал министр иностранных дел Латвии Л. Сейи. – Но не видно, чтобы латыши жалели жидов...» До войны в Риге было 80 тысяч евреев. Когда советские войска в 1944 году вошли в город, там оставалось 140 человек.
В октябре 1941 г. немцы привозили сюда советских военнопленных и целыми группами сваливали прямо в осеннюю грязь. Люди за колючей проволокой жили в чудовищных условиях – на голой земле, без крыши над головой, под дождём и снегом. Узников почти не кормили… они питались пожухлой травой, выкопанными кореньями, жевали полусгнившие тряпки, в которые превратилась их армейская форма. Почти все (несколько тысяч) умерли в первую же зиму.
Весной 1942 года в концлагерь начали пригонять латвийских, литовских и эстонских участников антинацистского сопротивления, цыган и советских военнопленных. Практически все узники были обречены.
В докладной записке в Главную военную прокуратуру Красной армии был изложен ход расследования фактов ужасающих злодеяний немецко-фашистских захватчиков, совершённых в лагере с начала его создания в 1941 году до освобождения советскими войсками в октябре 1944 года. Как следует из документа, «всего за время существования лагеря в Саласпилсе с июля 1941 по 10 октября 1944 года... немецкими извергами было истреблено свыше 25 тысяч пленных, бывших военнослужащими Красной армии – бойцов, сержантов, офицеров».
Докладная записка «О работе военной прокуратуры 2-го Прибалтийского фронта по расследованию дел о злодеяниях немецко-фашистских захватчиков и их пособников за октябрь месяц 1944 г.». ЦА МО РФ.
В конце 1942 года в Германии между главным административно-хозяйственным управлением СС (WVHA) и администрацией рейхскомиссариата Остланд разгорелся конфликт по поводу принадлежности лагеря в Саласпилсе. В частности, командующий полицией безопасности и СД в Риге Рудольф Ланге получил запрос о том, является ли Саласпилс концлагерем и почему он не находится в ведении WVHA. Ланге дал справку, что Саласпилс – воспитательно-трудовое заведение, а не концлагерь. В результате он остался в компетенции Ланге до самого конца нацистской оккупации, хотя Гиммлер и не удовлетворился объяснением.
Современная политическая элита Латвии, вслед за нацистами именуя этот лагерь «воспитательно-трудовым», пытается скрыть масштаб происходивших в Саласпилсе преступлений. Латвийские историки заявляют: советская пропаганда мифологизировала историю Саласпилсского концлагеря, он на самом деле являлся «расширенной полицейской тюрьмой» или «лагерем трудового воспитания».
«Расширенная тюрьма» в Саласпилсе действительно была. Но жили в ней только латыши. С русскими и евреями был другой разговор. Из воспоминаний политзаключённого Саласпилса Станислава Розанова: «Если заключённый работал удовлетворительно, его «благодарили» десятью ударами по спине. Если работу признавали плохой, били каждый день. За «очень плохую работу» вешали... Когда из-за голода и морозов заключённые ослабевали и падали... их безжалостно пристреливали... Тех, кто не мог достаточно ловко работать, хлестали обрезками кабеля». По воспоминаниям узницы лагеря Э. Виба: «Любимым развлечением коменданта Краузе было стрелять из окна в заключённых...».
Условия были дикими, невыносимыми. Посуды не было, скудную баланду наливали в шапки и в полы гимнастёрок. Кто не съедал её за две минуты, у того «посуду» выбивали из рук.
Охраняла Саласпилс латвийская рота СС, которой командовал оберштурмфюрер Конрад Калейс. По данным Центра Симона Визенталя, он причастен к смерти 30 тысяч человек. Уж не эти ли, постаревшие-одряхлевшие, палачи-охранники в начале XXI века маршировали по улицам Риги?
Концентрационный лагерь Саласпилс (концлагерь Куртенгоф), созданный на территории оккупированной нацистской Германией Латвии. Фото / РИА Новости.
9 апреля 1943 года шеф СД и полиции безопасности сообщал в Берлин, что во время операции «Зимнее волшебство», когда немцы решили зачистить полосу вдоль латвийской границы, за три месяца «137 бандитов убито в бою, 1807 пособников расстреляны, 51 арестован, свыше 2000 человек, не уличённых в пособничестве (это белорусские женщины и дети) были... направлены в лагерь Саласпилс». Поистине, какая-то резиновая «расширенная тюрьма».
Пусть никого не вводят в заблуждение бюрократические игры: Саласпилс был местом бесчеловечных опытов и уничтожения, поэтому его и называют концлагерем, каковым он и был по сути.
Весной 1943 года в Саласпилс пригнали вывезенных нацистами жителей сёл Белоруссии, Ленинградской, Новгородской и Псковской областей. Только в марте 1943 г. сюда привезли 20 тыс. женщин с детьми. В основном это были дети. Ведь именно на детях «специализировался» Саласпилс.
«Воспитание» в лагере, согласно свидетельским показаниям, происходило следующим образом. Из протокола допроса обвиняемой Велты Юльевны Веске: «В основном смертность среди детей была вызвана не отсутствием медикаментов, а умышленным проведением соответствующих мероприятий. Моча вводилась в кишку больных детей обыкновенным шприцем через брюшную полость путём прокалывания. Кроме того, тяжелобольных детей отравляли специальным ядом в жидком виде, названия которого я не знаю. Перед смертью ребёнок стонал, метался в судорогах и в бессознательном состоянии умирал… Я знаю, что одного мальчика лет 10 расстреляли за то, что у него на одной руке не хватало одной-двух фаланг пальцев. Все такие дети были русской национальности, вывезенными из России и Латгалии. С латышскими детьми так не поступали. Кроме того, подлежали истреблению и расстреливались дети с незначительными дефектами, если они были некрасивы внешне или просто не нравились немцам».
Из воспоминаний заключённого Яниса Кринитиса: «Уборщицы, работавшие в детском бараке, с отчаянием рассказывали, что невозможно больше выдержать. Дети живут впроголодь в нетопленом холодном помещении и беспрерывно плачут. Похлёбка из гнилой капусты, плохой хлеб и мороженый картофель вызвали среди них массовые заболевания».
Из воспоминаний малолетней узницы Валерии Квициния: «Наш самый маленький, Виля, заболел, поднялась температура. Его поместили в лагерный изолятор. Мама ходила туда кормить его грудью. Однажды она принесла его с собой и тихонько сказала папе, что её предупредил заключённый, русский врач, что здесь у детей берут кровь и что у их сына тоже брали. Наш Виля выглядел как крошечный старичок: шея не могла держать головку. Она качалась, как надломанный цветок».
«По утрам заходила надзирательница-латышка, высокая блондинка в пилотке, в длинных сапогах, с плёткой, – рассказывала бывшая узница Саласпилса Нина Антоновна Мацулевич. – Она кричала на латышском языке: «Что ты хочешь? Чёрного или белого хлеба?» Если ребёнок говорил, что он хочет белого хлеба, его стягивали с нар, и надзирательница избивала его этой плёткой до потери сознания».
Но самым страшным для ребят было появление в бараке человека в белом халате. Он демонстративно и пугающе выкладывал медицинские инструменты. Основная «деятельность» заключалась в выкачивании крови из маленьких узников. Тех, кто плакал от испуга или отказывался от страшных манипуляций, насильно привязывали к столу и брали крови гораздо больше. Руководил сбором детской крови врач Майзнер. Кровь забирали по максимуму, и, как правило, ребёнок умирал после нескольких «сеансов». Объём выкачанной в Саласпилсе из детей крови оценивается примерно в 3,5 тысячи литров.
Концлагерь Саласпилс, 1942 г.
Занимались «врачи» и вивисекцией – бесчеловечными опытами, часто не имевшими другого назначения, кроме удовлетворения изуверского любопытства: ампутировали конечности или вырезали органы; в пищу подмешивали яды, чтобы проследить за их действием. В день от этих «опытов» умирало до 150 ребятишек.
Был отдельный барак для заболевших корью. Но здесь их не лечили, а создавали условия, при которых дети умирали через два-три дня.
В Саласпилсе держали детей всех возрастов, даже грудничков. Когда их забирали у матерей, в лагере стоял нечеловеческий стон. Мужчины сжимали кулаки и плакали. Детей немцы содержали отдельно и строго изолированно. Они были словно маленькие животные, их лишили даже примитивного ухода. За грудничками ухаживали старшие ребята.
Из воспоминаний очевидцев – малолетних узников концлагеря Саласпилс:«За грудными младенцами присматривают 5–8-летние девочки. Грязь, вшивость, вспыхнувшие эпидемии кори, дизентерии, дифтерии приводили к массовой гибели детей. Немецкая охрана ежедневно в больших корзинах выносила из детского барака окоченевшие трупики погибших мучительной смертью детей. Они сбрасывались в выгребные ямы, сжигались за оградой лагеря и частично закапывались в лесу вблизи лагеря».
Вместо имени у каждого был номер, выбитый на жетоне. В Саласпилсе дети боялись всего. Они знали, что за малейшую провинность их ждёт суровое наказание. Плакать было запрещено.
«Мы жили в бараке, на улицу нас не пускали», – вспоминала бывшая узница Саласпилса Наталья Лемешонок. – Маленькая Аня постоянно плакала и просила хлеба, но мне нечего было ей дать. Через несколько дней нас вместе с другими детьми повели в больницу. Там был немецкий врач, посреди комнаты стоял стол с разными инструментами. Врач сказал, что не стоит плакать, так как всё равно мы все умрём, а так от нас будет польза... Через несколько дней у нас снова брали кровь. Аня умерла».
Как вспоминает малолетний узник Саласпилса Иван Сырцов, бараки были рассчитаны на 250–300 человек, но в них набивали по 500 узников. Люди спали на нарах в 4–5 ярусов, задыхались от нехватки воздуха. Имелись печки, но топить их начинали не раньше декабря. Каждую ночь умирало много людей, их трупы утром забирали члены штрафной команды, в чьи обязанности это входило. Узников, особенно детей, косили эпидемии.
Естественно, не пустовали газовые камеры, печи крематория и виселица в центре Саласпилса. Узников травили сторожевыми псами, и люди умирали в мучениях от полученных страшных рваных ран. Практиковались расстрелы, как индивидуальные, так и массовые.
«Охраны было очень много, – вспоминала бывшая узница концлагеря Саласпилс Нина Владимировна Гобрусенок. – Если ребёночек провинился, спускали собак, те разрывали его на куски, а немцы просто смотрели на это. Мы дрожали, знали, что если провинимся – будет смерть. Я настолько боялась немцев, что даже не могла посмотреть им в глаза – глаза вечно были опущены. Немцы иной раз шли и били рукой по подбородку, чтобы мы посмотрели на них...».
100 граммов хлеба в день и пол-литра жидкости наподобие супа лишь продлевали мучительную смерть маленьких узников. Обессиленных и умирающих детей кидали ещё живыми в печь или в канаву.
Бывали случаи, когда местные жители находили среди горы трупов ещё живых малышей, тайком забирали их и выхаживали. Работали в лагере и подпольщики из взрослых узников. Они прилагали все усилия, чтобы спасти детей. По возможности они вывозили детей за территорию этого адского места на машинах-душегубках. Обычно немцы сажали в них пленных и включали газ. Антифашисты делали вид, что грузят детей для умерщвления, а сами отвозили измученных детей в один из костёлов в Ригу. Там детей разбирали по домам горожане. Но такой счастливый билет вытягивали лишь единицы.
Ребята постарше знали: в лагере содержат и пленных советских бойцов. Одна из бывших узниц вспоминала, что, уловив момент, измученные солдаты старались подбодрить детишек. «Потерпите немного, носы не вешайте. Не думайте, что мы здесь брошены. Нас скоро освободят. Верьте в нашу победу», – шептали они им тихонечко. Дети держались, старались выжить. И каждый мечтал когда-нибудь вновь, как в старые и мирные времена, прижаться к маме.
В 1944 году под натиском стремительно наступавшей Советской армии нацисты предприняли попытку замести следы. Были сожжены бараки и документы. Более того, по приказу Гиммлера, раскапывались могилы и сжигались трупы, после чего узников, участвовавших в этих мероприятиях, также расстреляли. Тех, кто остался в живых, в августе вывезли в концлагерь Штуттгоф.
После того, как на территорию концлагеря вошли советские войска, началась работа по установлению зверств нацистов.
Саласпилский лагерь после ликвидации.
Государственная чрезвычайная комиссия провела судмедэкспертизу массовых детских захоронений концлагеря Саласпилс. Согласно акту комиссии от 28 апреля 1945 года, на территории Саласпилса было обнаружено 54 массовых захоронения. В них нашли останки более 600 человек. Удалось установить: среди них было 114 грудничков, 106 детей в возрасте от года до трёх лет и 208 ребят от трёх до восьми лет. Остальные маленькие узники просто исчезли, превратившись в кучу пепла...
В «Акте об истреблении детей в Саласпилсcком концлагере» от 5 мая 1945 г. бесстрастно зафиксировано: «При раскопках лишь пятой части территории комиссия обнаружила 632 детских трупа предположительно в возрасте от 5 до 9 лет, трупы располагались слоями... Грунт пропитан маслянистым веществом и перемешан с пеплом, содержавшим останки несгоревших человеческих костей - зубы, суставные головки бёдерных и плечевых костей». По тогдашним советским оценкам, в Саласпилсе погибли от 5 до 7 тыс. детей.
Узнав о зверствах фашистов и об их опытах над детьми, наши солдаты, оттеснившие немцев из Прибалтики, не просто плакали – они выли…
Отрицание очевидного
Вследствие «трудотерапии» в лагере погибло около 100 тысяч человек. Но «сведущие» современные латвийские историки считают, что всё это россказни «кремлёвской пропаганды», ведь, по их мнению, погибло чуть более 3 тысяч человек, да и то от болезней. Свои позиции латвийские «исследователи» подкрепляют тем, что никаких документов не сохранилось, а значит, и говорить не о чем. Вот такая она – параллельная память.
С 1991 г. власти Латвии целенаправленно объясняют гражданам страны: дескать, это советская пропаганда, никто кровь у детей не брал, да и вообще тут был не лагерь смерти, как Освенцим, а лишь… «воспитательно-трудовой».
Как бы нынешние латышские нацисты хотели, чтобы русским кто-то стёр память и историю можно было переписать набело! В ней не нашлось бы места ни убитым детям с русыми волосами, ни расстрелянным евреям, ни замученным военнопленным, ни жертвам операции «Зимнее волшебство». Латышские эсэсовцы были бы белыми и пушистыми, и исчезла бы из упоминаний резня на улицах старой Риги, а сотни тысяч жертв навсегда бы замолчали в своих могилах.
Латыши сейчас, не стесняясь, переписывают историю Великой Отечественной войны, делая её по-европейски «удобной»: да, жертвы были, что вы хотите, шла война, но совсем не в таких масштабах. Не было сотен тысяч убитых. И замученных детей тоже не было. А лагерь Саласпилс предназначался для латышских дезертиров из Vaffen SS. Они там «перевоспитывались», ходили на работу, получали посылки из дома и ни в чём не нуждались. На основе воспоминаний пособников нацистов латвийские историки пишут сегодня свои исследования...
В память о погибших детях-донорах и других убитых в Саласпилсе на месте концлагеря в 1967 г. создан Мемориал скорби «Саласпилс». Он является местом поклонения для тех, кто не склонен прощать, забывать и оправдывать нацистские деяния. Надпись над входом гласит: «За этими воротами стонет земля».
Одна из бетонных плит мемориального комплекса «Саласпилс» установлена на месте бывшего детского барака. Люди до сих пор приносят к ней игрушки и цветы в память о тысячах детей, замученных в концлагере.
Мемориальный комплекс «Саласпилс», 1970-е годы.
А латвийское правительство сражается сегодня с убитыми нацистами детьми по полной программе. Концлагерь уже изображается чуть ли не курортом. Число погибших уменьшают с каждым годом. Отдельные политики Латвии вообще предлагали снести мемориал «Саласпилс» как «слишком мрачный» и разбить там… цветочные клумбы. Комментарии здесь излишни, оценку таким действиям, похоже, должен давать психиатр.
Скульптурные композиции мемориала находятся сегодня далеко не в лучшем состоянии. Их давно не реставрировали: бетон уже начал крошиться, статуя «Несломленный», изображающая умирающего военнопленного, изрядно поросла мхом. Между тем, на территории Саласпилса из земли до сих пор достают осколки человеческих костей...
Мемориальный комплекс «Саласпилс», 2000-е годы.
Сегодня многие латвийские политики и их коллеги с Запада пытаются стереть из нашей памяти эти жутчайшие преступления, как это делали фашисты.
Когда из Прибалтики слышится жалкий вопль о том, что они не просили их освобождать в 1945-м, так и хочется сказать, что если бы не наша победоносная Армия, не дух и стойкость великого поколения советских воинов, то рано или поздно очередь в Саласпилсе дошла бы до латышских, литовских и эстонских детей.
Наша Память о Великой Отечественной войне не стирается и не тускнеет с годами. Люди, пережившие войну, помнят бомбёжки, пожары, голод, издевательства фашистов. И срока давности у этой Памяти нет.
Материал подготовила ветеран УФСБ России по Саратовской области, кандидат исторических наук Татьяна Бреус
Фото из открытых источников
